В последние годы наше общество, сначала протравленное до мозга костей коммунистическим аппаратом, затем захлебнувшееся в перестроечной грязной пене, начинает понемногу просыпаться от безликого космополитизма и ищет опоры вокруг себя. Ищет фундамента. Мы вспоминаем - откуда пошла Земля Русская. Мы ищем наши корни. Мы вспоминаем своих предков. Справляем всей страной юбилей Пушкина. Снимаем исторические сериалы. Восстанавливаем храмы, дворцы, монастыри, усадьбы. Президент в который раз просит ученых мужей сформулировать государственную идею. Фирмы вспоминают что они были некогда и поставщиками императорского двора; у многих производств и предприятий история оказывается начинается не с 1917 года, а насчитывает второй или третий век. Процесс примирения потомков "белых" и "красных". Останки Шмелева, Деникина, Ильина возвращаются на Родину. Возрождаются казачества, купечества, гильдии мастеров. Исторические романы и повести, прежде выдававшиеся в библиотеках по большому блату, теперь теснятся на полках книжных магазинов. Гимназии, лицеи, воскресные школы. Возрождение Армии, воинских традиций. 625-летие Куликовской битвы, справляемое всей страной. Расцвет творчества и его популяризация - у художников Шилова, Глазунова, Рыженко, Ефошкина. Мы потихонечку, мало-помалу встаем с колен из лужи, в которую нас посадили "Иваны не помнящие родства".
И город наш, до недавнего времени гордившийся только Тихоновым и Быковским, стал меняться. Люди стали шире и глубже смотреть на свою историю. Загордилась старыми традициями Павлово-Посадская платочная мануфактура. Владимир Викторович Ковшутин с пользой для города устрояет каждый год костюмированное конно-пехотное артиллерийское действо 1812 г.
Церковь наша в великом ликовании прославила святого праведного Василия (Грязнова) Павлово-Посадского нашего дорогого горожанина и покровителя. Краеведческий музей, музей платка и выставочный зал, возглавляемые энтузиастами (почти фанатами) работают очень плодотворно. Почти в каждой школе есть свой маленький кабинет краеведения. Пишут книги о граде нашем и о его прошлом, и уже более полусотни таких книг.
Вот и "аз грешный и недостойный" решил внести свою лепту в изучение истории нашего города. По теме близкой мне - рассказать о еще одном Павлово-посадском святом. Благо и время подошло по церковному календарю - 23 октября. РПЦ почитает святого Иннокентия святителя Пензенского. А ведь это наш с вами согражданин. В жилах многих павловопосадцев течет и частица его крови.
Но начнем по порядку. Российская империя начала XIX века. С запада, в основном из Франции, на русскую землю хлынула новая напасть - якобинцы, мартинисты, масоны, "каменщики" мистики. Учение мистицизма проникает в среду нарождающейся русской интеллигенции, в гвардию и офицерства, в дворянское сословие, поражает Двор. Разложение нравов, безверие и атеизм приносят с собой беженцы из Европы. Православная Церковь и русский народ находятся в религиозном притеснении, непонимании. Элита общества, поражаемая мистическим учением, отходит от любви к Богу, Отечеству, народу. Возникают прообразы сект, создаются под благовидными предлогами логики и общества. Убит заговорщиками государь Павел I.
Но не все на Руси поддались обаянию Запада. Были светлые умы и при Дворе и в Церкви.
Еще одной замечательной личностью, не впавшей в поклонение мистицизму, был архимандрит Александро-Невской Лавры (впоследствии епископ Оренбургский) Иннокентий (Смирнов), учитель и наставник величайшего русского подвижника архимандрита Фотия (Спасского), сокрушившего масонов и их покровителя князя А.Н. Голицина, прославленный в лике святых на Архиерейском соборе Русской Православной Церкви в 2000 году.
Вот так писал о нем Е. Поселянин: "Истинный инок, христианский ученый и исповедник, преос. Иннокентий, в миру носивший имя Илларион, был сын церковного, Павловского Посада Московской губернии, причетника Дмитрия Егорова и родился 30 мая 1784 года. С детства отличался он особой скромностью и за то в Перервиской Московской семинарии, где обучался, получил фамилию Смирнова. Перейдя в Лаврскую семинарию, он окончил в ней курс, при ней же был определен учителем и через четыре года сделан префектом (инспектором). Чувствуя призвание к монашеству, в том же году он постригся. В 1810 году поставлен он игуменом Угрешского, а затем Знаменского монастыря, в 1812 году вызван в Петербургскую духовую академию бакалавром богословских наук и произведен в архимандриты. В Петербурге он приобрел известность даром проповедования. В 1813 г. он утвержден ректором духовной семинарии, с оставлением профессором академии, членом духовной цензуры и настоятелем Сергиевой пустыни.
Преподавая духовную историю, арх. Иннокентий, не желая порабощать себя предрассудкам иностранных ученых, решил самостоятельно проверять по источникам их исторические показания и составлял собственные записки. Таким образом, вышло из под пера его "Начертание церковной истории от библейских времен до XVIII века"; оно выдержало много изданий и служило единственным руководством для преподавания в семинариях. Замечательны так же труды его: "Богословие деятельное", "Опыт изъяснения первых двух псалмов", "Изъяснение Символа веры".
В праздничные дни арх. Иннокентий удалялся в Сергиевскую пустынь и там без приготовления произносил вдохновенные поучения. Служение Иннокентия в эти годы было постоянно награждаемо: он был возведен на степень доктора богословия, первоклассного архимандрита, назначен настоятелем Новгородского Юрьева монастыря, пожалован орденом св. равноапостольного князя Владимира  2-й степени.
С раннего возраста, имея аскетические задатки, он особенно стал внимать себе с тех пор, как однажды при чтении Послания ап. Павла к Тимофею его воображение было поражено образом истинного служителя веры. Тогда, по глубокому смирению своему, он проникся сознанием своего недостоинства, стал самым строгим для себя судией, его благочестивое настроение обратилось в пламенное духовное чувство, боязнь всякого дела и слова неправедного, постоянную брань с тонкими движениями самолюбия и самоугодия. Имя Господа стало его постоянным орудием, ревность Божия действовала в нем так сильно, что при чтении или беседе он должен был часто удаляться, чтобы скрыть свои слезы. Он любил учиться от самых простых людей и искал обличения своих недостатков. За то и сам, если замечал в людях искреннее желание исправиться - обличал их. Разум его был столько проницателен, что, когда он беседовал с кем наедине, то, казалось, угадывал тайные помыслы и желания. Иные слышали от него указания их тайных грехов. Обращавшимся к нему за назиданием, он объяснял необходимость постоянно помнить всюду и всегда имя Иисуса Христа и творить Ему неустанную краткую молитву: "Имя Иисуса Христа, как пламенное оружие в руках Серафимов, ограждает нас от нападения искушений. Пусть это одно неоцененное великое имя пребудет в сердце нашем. Пусть это имя будет и в уме, и в памяти, и в воображении нашем, и в глазах, и в слухе, и на дверях, и на празднике, и за трапезой, и а одре. - Оно укрепит ум наш на врагов и, подавая вечную жизнь, научит нас мудрости без всякого мудрования". Также учил он о великой и непобедимой силе крестного знамения.
В поучениях своих он не искал витийства, а произносил их с силою, воодушевлением и жаром. Во время службы видно было, что он предстоит самому Господу - молитва его сердца слышалась в возгласах, прорывалась во вздохах и слезах.
Осуждения он не терпел, и когда раз один монах с негодованием передал ему о клеветах, распускаемых про самого Иннокентия, тот ответил: "Не укоряй, брат, а молись. Как могу питать гнев на врага моего? Сама моя одежда не напоминает ли мне о младенческом незлобии?" Всякие разговоры о пороках других он немедленно пресекал.
Глубоко скорбел Иннокентий о противоречии жизни с обязанностями христианскими. Он дивился, что когда в церквах служба и пение, театры полны зрителями, заплатившими дорого за то, между тем как богатые из них скупятся положить грош на украшение храма.
В келии Иннокентия горела постоянно лампада перед иконами, и он, несмотря на слабость изнуренного трудами и постом тела, часто приклонял там колена с молитвой мытаря: "Боже, милостив буди мне грешному".
Семь лет продолжалась деятельность Иннокентия, удивительная по сложности и разнообразию должностей - административная, учебная, ученая, цензорская, настоятельская, проповедническая, старческая - и наряду с этим аскетические подвиги.
Архимандрит Иннокентий стал одним из первых страдальцев того времени; он пострадал за то, что защищал чистоту веры от нападок мистицизма.
Ревнители веры и ранее восставали против духа времени.
Так, еще в 1815 г. настоятель Симонова монастыря в Москве Герасим (Князев) явился к государю во дворец, где на коленях умолял его защитить святую Церковь от поругания святыни; он же в ноябре 1816 г. направил письмо митрополиту Санкт-Петербургскому и Новгородскому, направленное против деятельности тайных сообществ. Масон М.И. Невзоров в ответ на письме в резких выражениях осудил эти высказывания. На основании этого письма, справедливо воспринятого как "ругательство духовенству", Св. Синодом в 1817 г. было возбуждено дело против Невзорова, кроме того, критике был подвергнут и "Сионский Вестник" Лабзина, однако усилиями масонов А.И. Тургенева и А.Н. Голицина делу не был дан ход.
В августе того же в 1816 г. губернский секретарь Степан Смирнов обратился к императору с обвинениями в адрес тайных обществ, под покровительством которых происходил выпуск оккультно-мистических книг. Речь, в частности, шла о "Победной песни" Штиллинга. Первое столкновение архимандрита Иннокентия с Голицыным произошло на почве критики этой книги. Степан Смирнов представил в цензуру возражение на нее, книгу под названием "Вопль жены, облеченной в солнце". Этот образ был взят из Апокалипсиса, возможно, потому, что книгу Штиллинга была попыткой истолкования Апокалипсиса. Иннокентий хотел пропустить ее в печать, но был удержан митрополитом Филаретом, дабы "не произвести напрасного волнения". Однако столкновения продолжались. Новый повод вскоре представился: в 1818 г. появилась книга Станевича "Беседа на гробе младенца о бессмертии души, тогда только утешительном, когда истина оного утверждается на точном учении веры и Церкви". Цензором книги был Иннокентий. Разгневанный Голицын (на то, что книга была, по его мнению, исполнена "неприязненных мнений" по отношению к властям) потребовал к себе Филарета. На вопрос последнего к Иннокентию об этой книге цензор ответил, что "готов претерпеть за правду всякое гонение". После превратного доклада Голицына об этом происшествии императору Александру Иннокентия, посвященного в епископы, отправили на оренбургскую кафедру, сочинителя книги выслали из Петербурга в 24 часа, и только заботами митрополита Михаила и княгини Софьи Мещерской Иннокентий был переведен на кафедру Пензенскую и Саратовскую, как более благоприятную по климату для его слабого здоровья.
Время показало, что книга "Вопль жены, облеченной в солнце" была лишь поводом удаления Иннокентия, тем более, что в 1824 г. она же была одобрена и напечатана. Более того, в указе на имя министра народного просвещения книга была причислена к написанным в духе православной веры. Иннокентий пользовался большим уважением среди паствы как столп православия; Фотий считал книгу (которая в числе немногих экземпляров находилась и у него на руках) только поводом, так как она обличала действия тайных обществ через издательскую деятельность. "Тайные общества сильно восстали на Иннокентия, яко врага явного из всех злодейских обществ, - писал его ученик инок Фотий в автобиографии. - Министерство духовных дел и просвещения, в одном лице совмещаемое, исполнено было людей нечестивейших, агентов нечестия; положено было изгнать при сем случае и Иннокентия. Доложено было императору, что Иннокентий против благочестия сочинение новое пропустил. Неправда взяла верх правды; книги отобраны; Иннокентий осужден, яко злодей". Архимандрит Иннокентий получил высочайший выговор и был назначен епископом в отдаленнейшую и беднейшую Оренбургскую епархию, открытую всего двадцать лет назад, в 1799 г. Фотий особо отметил, что Иннокентия послали "яко преступника, из столицы на епархию последнейшую - в Оренбург.<…> Посему вскоре Иннокентий был посвящен во епископа, отправился на епархию в великом посту по худой дороге; и на пути в Москву он заболел. В Москве он впал в тяжкую болезнь. Духовные лица, пастыри и учителя, все оставили Иннокентия страдать; утешения ему никоего не подавали. В сие время светлая родом и житием, графиня Анна Алексеевна Орлова-Чесменская, девица лет 35 от чрева матери, Богом призванная и избранная в честь, славная чистотою и милостью, услышав об Иннокентии страждущем, приехала посетить его; видев его в убожестве без призрения, сжалилась над ним, яко человеком Божиим. Девица Божия приложила все попечение ему доставить облегчение и утешение. Все нужное в изобилии ему доставляла. Когда же пришел в состояние Иннокентий ехать на престол своей паствы, - девица сия - ангел во плоти Господень, всем его снабдила, людей ему дала и на путь врача, и приехал святитель Божий в паству свою в город Пензу, где сретение ему было сделано, яко исповеднику веры Христовой.  Фотий скорбел много и непрестанно об Иннокентии, что сей светильник сдвинут со своего места и сокрыт от врага под спудом, удален из столицы вместо ссылки в дальнюю паству, и нет более в царственном граде человека, который бы возмог или восхотел по пути его светлому идти, и брань иметь с врагами церкви и веры Христовой. Скорбел Фотий и жалел вельми сердцем".
Иннокентий скончался 10 октября 1819 года, на 36-ом году жизни, не пробыв и трех месяцев среди новой паствы…
19 ноября 1819 г., на сороковой день после его кончины, Фотий, сотворив бескровную жертву о своем учителе и помолившись о душе преставившегося, попросил Господа открыть место пребывания возлюбленного пастыря, после чего забылся сном, в котором видел следующее: стоит он на дороге, ведущей с запада на восток. Полдень, кругом великая тишина и безмолвие, царящие в садах и горах, окружающих дорогу. Вдруг явились добровидные лица, стоящие на воздухе, как на радуге и сказали: жив Иннокентий! Инок вознесен был духом в град Святого Петра, где и увидел епископа, упал ему в ноги и просил взять его с собой, но Иннокентий сказал: "Ты нужен еще на земле". Иноку было открыто место пребывания епископа, весьма его изумившее: со святыми Василием Великим, Григорием Богословом, Иоанном Златоустом, Николаем Чудотворцем, Антонием Великим, Андреем Христа ради Юродивым, Симеоном столпником. Видение Фотия было истинным, что было подтверждено 181 год спустя, на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви 2000 года, который причислил к лику святых епископа Иннокентия.

Тропарь Свт.Иннокентию Пензенскому (Смирнову), гл.5:
От юности смиренным нареченный,
в монашестве же чистоте тезоименный,
духовной мудрости любитель ты явился еси,
златовещанный благочестия учитель,
и лживых пагубных учений обличитель,
за Истину безумными гонимый,
незлобие и кротость проповедавый,
и паству Пензенскую ревностне пасый,
святителю всечестне Иннокентие,
моли Христа нас умудрити во спасение.